О картинах, тарелках и дырках в обоях

Как там говорили в мультике про Простоквашино? «От этой картины на стене очень большая польза: она дырку на обоях загораживает». Дырок в обоях у меня нет, а картины есть. И тарелки. Предлагаю вам в рамках новой антивирусной концепции блога на них взглянуть. Чур только комментариев о том, что что-то висит неровно, не оставлять! Приятной экскурсии по моему дому!

В квартире, где мы жили с родителями, всегда было много картин. И гостей, среди которых были авторы работ, висевших у нас на стенах. Мои родители к тому моменту, как я родилась, были людьми взрослыми и состоявшимися: папа поэт, член Союза писателей СССР, печатавшийся огромными тиражами, мама — кинематографист. В нашей большой четырехкомнатной квартире постоянно толпились люди: у нас в гостях был Булат Окуджава, был Василий Лановой, собирались киношники с московских и ленинградских студий документальных фильмов, вся самарская поэтическая богема, московские писатели, многочисленные самарские художники. Какие-то работы родителям дарили, какие-то они, в основном мама, покупали сами. Кое-что из того, что было собрано и куплено, сейчас висит у нас с мужем дома. Когда мы с родителями бывали в гостях, это были, как правило, также квартиры, наполненные искусством. Мастерские художников были, в общем-то, тоже достаточно привычным для меня местом. Короче, на стенах должно что-то висеть — это я вынесла из своего детства.

Когда мы переезжали с мужем в загородный дом, я радовалась большой площади. Мне хотелось найти место нескольким картинам, которые долго не видели света: болеть сердце при мысли о дырках в стенах у меня перестало не сразу. В первой нашей квартире мне было буквально страшно что-нибудь испортить, вбить гвоздь не туда, так что картины хранились в запасниках. К моменту переезда во вторую квартиру стало проще, но теперь я боялась испортить проект, в котором на стенах почти ничего не было. Ну а к тому времени, как мы купили дом, не только я стала спокойнее относиться к дыркам в стенах, но и муж открыл в себе талант оформителя интерьеров и приобрел как-то в мое отсутствие целую кипу работ.

Если вы спросите меня, как я принимала решение, что и куда вешать, я вам вряд ли смогу ответить что-то вразумительное. В основном это были сиюминутные решения. То же касается принтов, картин и литографий, которые были куплены в магазинах или галереях — вижу, нравится, беру. Кое-что из купленного мне нравится, какими-то местами для развески я довольна, что-то хотелось бы переделать. Какие-то из работ имеют сентиментальную ценность, какие-то выполняют чисто декоративную функцию, какие-то выбраны в поддержку имеющимся предметам интерьера, другие появились в доме случайно — раз уж были куплены, то надо повесить. Я точно знаю, что в следующем доме или квартире, когда и если они будут, изображениям, будь то живопись, фотографии, графика, литографии будет уделено еще больше места и внимания.

Снимать картины в интерьере достаточно сложно — и с точки зрения цветопередачи, и с точки зрения композиции. Но, надеюсь, общее представление получить вы сможете. Это никакая не коллекция, это просто игра и желание создать вокруг себя красоту. Буду рада, если пост придаст вам храбрости в сверлении дырок в стенах и в покупке новых работ.

Холл

Эта композиция сложилась фактически случайно и, на мой вкус, очень удачно. Над винтажным английским комодом — четыре работы, купленные Пашей без меня. Справа «Встреча» Татьяны Капустиной, художника-анималиста, члена Союза художников СССР, оформителя множества детских книг. В центре сверху — цветная линогравюра, посвященная Белому морю Вадима Трофимова, члена Союза художников СССР, чьи работы есть в Третьяковке, в Дарвиновском музее, музее им. Тимирязева.

В центре ниже — Валентин Цельмер, «За окном», линогравюра шестидесятых годов.

Слева — автолитография «Зима», конец 1949 г, автор — Татьяна Чертова. Всё — из галереи советского искусства @lithoart.ru.

Все эти работы объединяет колорит, эстетика середины двадцатого века, назови ее хоть винтажной, хоть советской. С английском комодом эти работы сразу же подружились.

Все литографии здесь и далее оформлены в багеты с музейным, не бликующим стеклом. Это важно, потому что именно такое стекло дает возможность видеть изображение с любого ракурса.

По бокам — два зеркала IKEA. Изначально было задумано одно, но само пространство подсказало, что эффектнее будет расположить два зеркала симметрично.

«Подсолнухи» Андрея Березина, самарского художника, с семьей которого дружили мои родители. Не самое удачное место, в простенке, но лучше так, чем в темном чулане.

Гостиная

Две работы выше были куплены фактически случайно — я искала масштабные вещи, которые повешу в торце двух больших столов, обеденного (фото 1) и кухонного острова (фото 2). И я их нашла.

Работа Poetic Abstraction автора Mette Holtegaard куплена была в магазине датского бренда BoConcept два года назад. К сожалению, сейчас на сайте этой работы нет. Я искала что-то объемное, что заполнит стену, многоцветное, абстрактное.

Работа Evening Traffic — из закрывшегося в России американского магазина Crate&Barrel, куплена за смешные деньги на распродаже. Она расположена напротив окна, выходящего на террасу, и напоминает нам о московских пробках. Жаль, что магазин закрылся — он меня очень выручал с покупкой масштабных работ и для квартиры, и для дома.

«Груша ночью» нарисована лично мной. Стоит на винном холодильнике как напоминание о муках творческого процесса и как подтверждение того, что нет ничего невозможного. Написала я ее в Берлине — подруга затащила (буквально затащила) на мастер-класс к художнику. В качестве объекта мне выдали грушу. У меня была температура, я никогда не держала в руках кисть (уроки ИЗО не в счет), я, честно говоря, ужасно злилась, акцент у художника был адский, ирландский, по-моему, я почти ничего не понимала, но в итоге колоссальных усилий и работы над собой я смогла нарисовать грушу. Больше я кисть в руки не брала — пока.

Тарелки в качестве украшений стен я тоже люблю. Здесь три тарелки с росписью Андрея Макаревича для Императорского фарфорового завода. Увидела в магазине, купила, повесила. В какой-то момент дырки в стенах становится делать не так страшно, главное, чтобы у человека, который этим занимается, была не только дрель, но и лазерный уровень.

Тарелочки к тарелочкам —  серия «Императорского фарфора», посвященная творчеству Обри Бердслея. Подарок, идеально вписавшийся в интерьер.

Гостевая спальня первого этажа

Две любимые работы моей мамы авторства одного самарского художника, Андрея Березина. Мама очень дружила с родителями Андрея, видела, как работал его отец, художник Евгений Березин, как рос и становился художником сам Андрей. Обе работы датированы началом и серединой девяностых. Первая — «Ночная сказка», вторая — этюд с хризантемами, написанный как подарок на ее день рождения. Мама родилась в конце октября, хризантемы — единственные цветы, которые можно было поздней осенью найти. Думаю, что «Ночная сказка» — первая абстракция, которую я увидела.

Гостевая спальня второго этажа

Автолитография «Королевич Елисей» Елены Кисель, художника-абстракциониста, члена Союза художников. Паше эта работа понравилась как раз своим предельным абстракционизмом, необходимостью найти свой угол, с которого ты увидишь на картине силуэты. Куплено на @lithoart.ru.

Ну а тут снова тарелочки! Нижний ряд — с Сицилии, все остальные — из Узбекистана. Верхняя, темная, — из мастерской гиждуванских керамистов Нарзуллаевых, ниже — с ургутского базара, две маленькие я просто получила в подарок. Мне кажется, они хорошо смотрятся вместе.

Основная спальня и гардеробная

Работы над кроватью куплены мужем в галерее Nude Gallery в Москве. Это рисунки Татьяны Клят и Геннадия Пылаева, современных авторов.

Автолитография, скорее всего — Патрик Херон, английский абстракционист. Я искала что-то яркое, что я повешу над очередным винтажным комодом. Искала и нашла! Оформление выбрала точно такое же, как и для ню над кроватью. Куплено на @lithoart.ru.

Прелестный подарок моего мастера по волосам, талантливой во всех отношения Лилии Святовой, акварельный попугайчик. Мне кажется, самое место ему у зеркала в гардеробной.

Кабинет мужа

Еще одна работа, долго пролежавшая в запасниках. «Поход» Евгения Березина, полагаю, что подарок автора моим родителям. Мне кажется, для кабинета сюжет, что надо.

Музыкальная гостиная

Диптих «Ветер», Андрей Березин. Из коллекции моей мамы.

Автолитографии Юрия Савельевича Злотникова, советского и российского художника-абстракциониста. Работы Злотникова есть в Третьяковской галерее, в Русском музее, в центре Жоржа Помпиду в Париже. Портреты композиторов Сергея Прокофьева и Дмитрия Шостаковича куплены мужем за то, что, как комментирует Паша, «выражают модернистский характер музыки». Стоят на полках (кстати, удобный способ выставлять что-то, если боитесь делать дырки в стенах).

Expression de l’or, Crate&Barrel, тоже куплена на распродаже под закрытие магазина. По-хорошему, ее нужно переоформить в раму с антибликовым стеклом.

Как видно по оформлению этой комнаты, страх перед белыми стенами у меня благополучно прошел вместе со страхом насочетать что-нибудь с чем-нибудь так, что люди, увидев мои творения, развернутся и уйдут из моего дома раздосадованными. Не было таких! 😉

Бонус;)

Этот портрет одиннадцатилетней меня был написан Андреем Березиным по заказу моей мамы. Я помню, мне было тяжело позировать. И помню, что автор с заказчиком вошли в конфликт: маме не понравился сдержанный серый фон, она сочла его неподходящим для маленькой девочки, хотя сама отличалась строгим, выверенным вкусом. И художник изобразил цветочки — в угоду маме. Эта работа места своего в нашем c мужем доме не нашла, я даже раму у нее не поменяла. Достав эту работу для фото, я удивилась тому, насколько зорко углядел во мне, маленькой, автор собственно меня. Девочку с серьезным взглядом и без улыбки.