Пока я работала над своей книгой «Мой Узбекистан», я объехала всю страну и провела десятки интервью. Для меня было важно показать Узбекистан через людей, рассказать о традиционных ремеслах через призму человеческих историй. Девизом почти каждого из моих героев могли бы стать слова «Бороться и искать, найти и не сдаваться!» Для каждого из них было важно не просто выстоять в сложных исторических обстоятельствах, но и сохранить традиции, историю семьи, помочь тем, кому это жизненно важно. Надеюсь, эти истории зарядят вас верой и придадут жизненных сил. Все будет хорошо! В крайнем случае — очень хорошо!
Давлат Тошев за работой.
«Если бы в гостинице жили люди, ресторан был бы, ты бы зарабатывал», — так многие говорили художнику-миниатюристу Давлату Тошеву, когда узнавали, что с таким трудом доставшееся ему в аренду полу-развалившееся здание старого караван-сарая в центре Бухары он хочет превратить в художественную мастерскую, в школу, где он будет – бесплатно! – учить одаренных детей. «А я у них спрашивал, — рассказывает Давлат, — что вы передадите своим детям, внукам? Вас совесть не мучает?» Жена и та Давлата не понимала. Эта реставрация чуть не разрушила гармонию в семье.
Давлат живет рядом. И каждый раз, когда он проходил мимо этой развалины, оставшейся без крыши и стоявшей в заброшенном состоянии лет тридцать, у него болело сердце. И что-то его сюда тянуло. Но помещение художнику не отдавали, находя тысячу причин. Когда власти поняли, что сопротивление бесполезно и что другого такого энтузиаста не то что во всей Бухаре, а во всем Узбекистане не сыскать, здание ему передали. Но с условием – восстанавливать его нужно будет самостоятельно. На деньги, заработанные на персональных выставках за рубежом, которые в итоге все ушли на школу, Давлат хотел купить по квартире дочерям. Но не купил. «Я хочу оставить свой след, это мой шанс, я для себя думаю, что я прав, — рассказывает художник, пока мы сидим за столом в школе, в которой еще пахнет свежим деревом и краской, — если я сейчас воспитаю хотя бы 15 учеников, и из них хотя бы пять достигнут, чего я хотел, это большое счастье».
В своей школе Давлат не только учит, но и принимает гостей за по-домашнему накрытым столом.
В Бухаре сильнейшая в Узбекистане школа книжной миниатюры – наследие персов. Будучи важным религиозным центром, Бухара была центром и книжным, а потому у тех, кто средневековые фолианты иллюстрировал, здесь всегда была работа. Бумагу делали в Самарканде, но ложилась краска на нее здесь, в Бухаре. Расцвет бухарской школы пришелся на шестнадцатый век, когда в городе работали лучшие художники и каллиграфы мира. Сформировался новый стиль – в противовес ярким тонам иранской миниатюры, бухарская использовала более сдержанные краски. Украшали книги миниатюрами только по заказу самых богатых людей, а иногда в книгах оставляли чистыми страницы, ожидая времени, когда манускрипт попадет в руки заказчику, способному оплатить столь дорогую работу. И каждая иллюстрация представляла – и представляет! — собой целый мир, замкнутую систему, со строгой иерархией, обширной символикой, в которой нет ни одного случайного элемента.
Рисовать Давлата учил брат. Брата – дядя. Но любовь к искусству миниатюры привил отец. Издания с образцами старинных миниатюр и книги о суфизме он замуровал в советское время в многочисленных тайниках в доме – многие из них семья нашла только после его смерти. Отца Давлат называет суфием. На мой вопрос о том, кто же такой суфий, улыбается: «Никто такого вопроса не задавал» и поясняет, что суфий – простой человек, который любит себя, уважает других, любит свою семью, страну, свою историю. «А вы – суфий?», — спрашиваю я Давлата. «Я нет. Я в пути», — отвечает художник.
Каждая работа Давлата Тошева – это не просто искусные, ювелирно выполненные рисунки тонким инструментом на гладкой шелковой бумаге. Это история о мире, его познании, о высших силах: «Кто бы ты ни был, какая бы религия ни была, ты должен верить в бога».
Расулжон Мирзаахмедов в своей мастерской в Маргилане.
Абровыми в Узбекистане называются ткани, для изготовления которых применяется технология сегментированного окрашивания нитей. Икат – так называют такую технику за пределами Узбекистана. Абр по-узбекски – облако; стилизованные изображения предметов, животных, цветов, геометрические композиции на ткани, нити для которой окрашены таким образом, получаются расплывчатыми, с очертаниями, похожими на облака. Красивую (еще одну!) легенду о происхождении материала хан-атлас, окрашенного подобным образом, вам обязательно расскажут в Маргилане: там и злодеи, и любовь, и гениальная идея, пришедшая ткачу, увидевшему отражения облаков в ряби воды.
Народные верования наделяли шелк магическими защитными свойствами. Запрещенный исламом в чистом виде для мужчин, шелк широко использовался для детской и женской одежды, для тех, кому больше всего нужна защита. Мужчины носили одежду с шелковыми элементами, например, с подкладкой, также веря в его волшебные свойства. Те, кто мог себе это позволить, подбивали шелками элементы конского убранства, защищая лошадь, а, значит, и себя. Ало-бахмаль, пестрый, по той же абровой технологии произведенный полушелковый бархат, был индикатором достатка и социального положения его обладателя: среди самых богатых его носили и мужчины, и женщины, а мелкие торговцы и ремесленники могли позволить себе лишь детскую, миниатюрную одежду из бахмаля. Производившийся только в Бухаре и только на рубеже 19 и 20 веков, бахмаль с появлением фабричного российского бархата практически исчез. Восстановил технологию маргиланский потомственный ткач Расулжон Мирзаахмедов, самый известный абрбанд Узбекистана.
Традиционные узбекские ткани ручной выделки.
«Оскара де ла Ренту даже президенты знают, большой человек», — рассказывает он мне. Ткани для нескольких коллекций знаменитого кутюрье делал Расулжон собственноручно. Самая первая была в 2005 году – в ней был и адрас, смесовый, с добавлением хлопка, с матовым блеском материал, и тот самый восстановленный бахмаль. Работа мастерской усто Мирзаахмедова сейчас выглядит как деятельность любого крупного дизайнерского бюро: заказчики, опираясь на каталоги с традиционными дизайнами, моделируют нужный им рисунок и цветовую гамму с использованием компьютера, ткачи получают эскиз и раскручивают нить производства в другую сторону, также, как и сотни лет назад размечая рисунок на натянутых на раму нитях, изолируя некоторые их участки, не подлежащие окрашиванию. И потом красят – натуральными ли, искусственными ли красителями. И ткут – вручную, на старинных станках, имеющих до 8 педалей в зависимости от сложности рисунка. Ширина сотканного таким образом материала – около 40 см, по ширине станка.
В книге, посвященной творчеству отца мастера, Тургунбая Мирзаахмедова, я впервые вижу эскизы абровых тканей. Например яркий, в духе шестидесятых, когда он и был создан, узор «Дильбар», сопровожденный стихами создателя. Примечания, позволяющие проследить, как вилась нить вдохновения, есть к каждому эскизу. Отмечены работы друзей, даны исторические справки.
Фабрика «Ёдгорлик», являющаяся флагманом традиционного производства тканей и чуть ли не градообразующим предприятием в Маргилане, была создана при участии Тургунбая Мирзаахмедова. Его история, как и история возрождения многих ремесел в Узбекистане, драматическая: кустарное, домашнее производство в советское время не поощрялось. Так за выделку и продажу вручную сделанных по старым образцам тканей в конце восьмидесятых посадили многих мастеров, Мирзаахмедова-отца в том числе. Вернувшись домой, он своих ткацких идей не бросил: воссоздал сложнейший, восьмипедальный адрас, шойи, шелковую ткань, открыл первый независимый кооператив…
И мастерские, и шоурум Мирзаахмедова находятся в бывшем медресе Саид Ахмад-Ходжа. Под старинными белоснежными сводами на полотнах расцветают не только узнаваемые восточные мотивы, но и рисунки в стиле оп-арта. Получается, что изобразить с помощью нитей, краски и ткацкого станка можно практически все, что угодно. Расплывчатость сотканной вручную ткани придает каждому узору магические, не позволяющие тебе отвести глаза, свойства. Чистый гипноз!
Юлдуз Мамадиёрова (вторая слева во втором ряду) со своими подопечными.
«Я закончила иняз, хорошо говорю по-французски и в 1999 году, после стажировки во Франции, начала свою школу: собрала для бесплатного обучения иностранным языкам одаренных детей из малообеспеченных семей. Было так трудно! Я раздавала свою зарплату другим учителям… Но бог дал нам хорошую идею – дать работу мамам, чтобы они могли купить нужные книги детям. Так все и началось». Мы с Юлдуз Мамадиёровой пьем чай под средневековым куполом Чорсу в центре Шахрисабза. Здесь у нее шоу-рум – на стеллажах сумки, обувь, косметички, стены и пол украшены большими коврами, здесь же несколько женщин вышивает, ткет, шьет. «Мы купили по 100 г ниток, надо мной все смеялись, мол, неужели этих ста грамм тебе хватит», — продолжает Юлдуз, рассказывая, как вместе с 3 женщинами из родного кишлака они начинали вышивать кошельки. «А я им сказала – вот увидите, через некоторое время я буду брать по 100 кг!» Через три месяца работающих женщин стало 75, видов товара – 10, появились собственные этикетки, Юлдуз стала ездить продавать свою продукцию в Ташкенте. Сейчас, спустя 20 лет, с Юлдуз сотрудничает больше 100 женщин, открыто 4 цеха, а видов товара – больше 50.
Вот такие работы выполняют в Шахрисабзе.
Сюзане, вышитое руками шахрисабзских женщин, украшает холл офиса Hermes в Париже. Заказ пришел через дочь первого президента Узбекистана, Гульнару Каримову. Огромное полотно – 5 на 4,3 метра. Юлдуз торопили: с работой управились за 7 месяцев вместо 2 лет. Французы давили, не до конца понимая, какая кропотливая это работа – вышивка. «А я отправила им письмо и фотографии приложила: какие женщины работают в кишлаках, какая у них дома обстановка… и они, французы, потерялись», — рассказывает Юлдуз. «А потом неожиданно во Франции вышел журнал со статьей и этими фотографиями. Когда мы получили его по почте, я перевела материал своим работницам, мы вместе сидели, готовили плов. Для нас это было очень приятно», — Юлдуз показывает мне фотографии того самого сюзане, добавляя, что о том, что это заказ для старейшего французского дома они узнали уже после того, как работа была закончена, ну а теперь-то, после Hermes, им не страшно ничего.
Юлдуз в разговоре часто говорит о боге, объясняя, что не может зайти в каждый дом и каждой рассказать, что можно жить по-другому, что ручной труд достоин хорошей оплаты и что женщина может быть независимой. «Мне до сих пор неинтересны деньги. Я дала обещание богу, а через бога – женщинам. Поднять уровень жизни так, чтобы они сами могли за себя принимать решения. Эту мечту мы можем осуществить только через работу», — говорит Юлдуз, добавляя, что учит женщин еще и смотреть на свое ремесло как на искусство, поднимая престиж ручного труда.
Идеи, по словам Юлдуз, к ней приходят одна за другой. Она указывает на свою тетю у ткацкого станка, давая понять, что коврами начала заниматься ради ее и ее подруг, с детства владевших искусством ковроткачества. «Бабушки любят вместе проводить время», — смеется Юлдуз, добавляя, что мечтает открыть пансионат для пожилых, где они смогут общаться и работать, если захотят. Говорит о планах стать депутатом и вернуть натуральные шерстяные ковры в детские сады, давно вытесненные оттуда суррогатами: «Я считаю, что бог всегда поможет, если у вас хорошая мечта».
В Узбекистане начался туристический сезон. Самолеты летают, ПЦР для въезда больше не нужен, если вы привиты. Карты МИР получают все большее и большее распространение. Русских гостей любят как и прежде. В общем, надо ехать! Лучшим компаньоном для путешествия — и реального, и того, что не требует вставать с дивана — будет моя книга «Мой Узбекистан». Купить ее можно на OZON, Wildberries и в книжных магазинах страны. Электронная версия доступна на litres.ru.
Δ
Даша, здравствуйте! Спасибо большое, что стараетесь придать своим читателям душевную силу и веру в хорошее. Будем все стараться собрать счастье по крупицам. Примеры людей из Вашей публикации действительно вдохновляют!
Благодарю за поддержку, Светлана!